“Голова прошла – сам тоже протискаюсь”, - Владимир, извиваясь и отталкиваясь ногами от только что вывороченных им камней, полез сквозь сужение.

“Что делаю? Что делаю? Нельзя, не положено. Запрещено в одиночку... Надо ждать парней. Надо ждать...” - но, неизвестная галерея манила вперед, и... – “Ну, немного, ну метров 25-30 пробегу, что там за поворотом, и назад. Ничего за это время не случится. Правда? Вернусь, ну вот ей богу. Вернусь и буду ждать...”

вдоль всей галереи полуметровым горбом тянулся слой намытой глины.

“Как хребет динозавра. А вдоль стен полоски чистой, промытой гальки. Должно быть по весне там течет хороший ручей”.

Извивающийся “хребет динозавра” усиливал впечатление угрюмости, таинственности. Луч фонаря терял яркости, упираясь, как бы впитываясь в темно-коричневые стены; в галерее было мрачно, сдавленно.

На влажной, блестящей глине ни одного следа, отпечатка. Владимир шел, оставляя после себя четкие вмятины железных триконей.

Один поворот, второй, третий... Галерея все ниже и ниже. Слой глины – толще: “Неужели конец? Такой был многообещающий ход!”

На глине уже отпечатки не только триконей, но и рук с растопыренными пальцами и даже округлые вмятины коленок. По “хребту динозавра” Владимир пробирался на четвереньках, то и дело скобля карболитовой шахтерской каской по шероховатому потолку.

Тупик. Обидно. Горько на душе и как-то мерзко: “Ну, невезуха! Вроде “поперла” пещера. Обрадовался. Думал громадная будет. Поворачивать? Возвращаться?”